Детский сайт / Детские рассказы / Планета чудес. Н.Сладков.

Планета чудес. Н.Сладков.

Рассказ Планета чудес. Н.Сладков

Я расскажу вам о мечте моего детства — удивительной планете чудес. Планета эта туго набита самыми невероятными приключениями. На ней происходят события, которые не могут больше произойти нигде. Я очень хотел попасть на эту планету. Всю жизнь я искал её и без конца смотрел в телескоп. И, наконец, я её нашёл! Но нашёл я её совсем не там, где искал. А как нашёл, — сейчас же собрал свой походный рюкзак. Самым трудным оказалось найти дверь в эту страну чудес и переступить через её порог. Дальше всё пошло само собой. Я открыл дверь, переступил порог и… плюхнулся в воду!

Верхом на акуле

Я плюхнулся в воду и пошёл ко дну. Радости в этом было мало. Не стало мне веселее и после того, как я вынырнул из воды. Вокруг дышал океан…

Ни земли на горизонте, ни дымка парохода, ни белого паруса. Одна вода — зелёная и солёная. Так начались мои удивительные приключения на удивительной Планете Чудес.

Скоро я увидел, что ко мне приближается большая лодка с чёрным парусом. Я обрадовался и поплыл навстречу. Но это была не лодка. Из воды поднимался огромный чёрный плавник какого-то чудовища, длиною в два телеграфных столба. Акула! Она смотрела на меня зелёными глазами пристально и неподвижно.

Я стиснул в руках свой большой нож и окунул голову под воду. На меня медленно надвигалась чёрная раскрытая пасть — огромная, как подводная пещера. Стаи рыб кружили около этой пещеры, то вплывая, то выплывая из неё. Рыбы, видно, служили чудовищу вместо зубочистки: они очищали пасть от остатков пищи.

«Так они очистят эту пасть и от моих остатков», — подумал я. Путешествие моё кончалось, не успев начаться.

Но акула не проглотила меня. Она под меня поднырнула, и я очутился у неё на спине! Я ухватился за чёрный плавник и поплыл по океану, как в лодке.

Акула меня даже не замечала. Она не спеша гребла хвостом и плыла по океану, не опускаясь в глубину. Явь это или сон? Я не переставая щупал жёсткий акулий плавник и щипал себя за ногу.

От нéчего делать я стал шлифовать свой ржавый нож о жёсткую, как наждак, акулью кожу.

К вечеру на горизонте показалась земля. Акуле это не понравилось; она медленно стала опускаться в глубину. Я в последний раз похлопал её по спине и спрыгнул в воду. Я был спасён! Кем спасён? Акулой!

Нет, не зря я стремился сюда. Путешествие продолжается!
Сладков читать

В царстве кошек

Прибойная волна подхватила и вынесла меня на белый песок. Ни деревца, ни птицы, ни зверя не видели мои глаза; остров казался необитаемым. Только чьи-то чёрные норы покрывали его так густо, что остров был похож на кусок дырявого сыра.

Я пожалел, что покинул спину акулы; может, она довезла бы меня до обетованной земли. Но жалеть было поздно.

Да я был и не одинок. Со мной были верные мои друзья: твёрдая рука, зоркий глаз и находчивость. Мог пригодиться и остро отточенный нож.

Наступил вечер. Я растянулся на тёплом песке, подложив под голову большую морскую раковину. Надо мной дрожали звёзды, рядом шумело море, и раковина пела, убаюкивая, свои песни…

В полночь раздался страшный визг и вой; будто тысячи кошек сцепились в драке. При свете луны я увидел, как из всех нор стали вылезать какие-то чёрные существа. Глаза их сверкали. Задрав хвосты, визжа и хрипя, неведомые звери бросились к берегу моря и стали хватать и пожирать рыбу, оставшуюся после отлива. Я был поражён и напуган. А звери с зелёными глазами всё лезли и лезли из нор, и не было им конца!

Всю ночь по острову шныряли чёрные тени, сверкали зелёные глаза и не утихал визг. Но, когда первые лучи солнца веером взметнулись над горизонтом, — остров опять был тих и безжизнен. Только бесчисленные следы вели от моря к чёрным норам. Мне ли было не знать эти следы! Круглые, пятипалые, без когтей — всем известные следы обыкновенных кошек!

Так я попал в царство кошек. Тысячи кошек жили на острове. Тысячи кошек — и ни одного человека, кроме меня!

Я стал повелителем кошачьего царства.

Дождь

Прогремел гром, и на землю шлёпнулась первая тяжёлая… селёдка! Я бросился в укрытие. На кошачье царство хлынул селёдочный дождь. Скоро везде по земле побежали селёдочные ручьи и собрались большие селёдочные лужи.

Из всех нор вылезли коты и стали хватать селёдки прямо на лету. Так и казалось, что они прыгают и кричат: «Дождик, дождик, пуще!»

Много разных дождей видывал я, но селёдочный дождь впервые падал на мою голову. Было не до раздумий; я целые сутки ничего не ел. Селёдки же оказались на редкость вкусные и, главное, совсем не солёные!

Тут снова прогремел гром и на кошачий остров полил настоящий дождь, но только красного цвета! Сверкнула молния, и дождь стал белым! Я своими глазами увидел, как в красных кисельных берегах потекли белые молочные реки.

Погода испортилась не на шутку. Я замёрз и промок насквозь. Но, на моё счастье, хлынул из туч сухой дождь. Под сухим дождём я быстро согрелся и совершенно высох. Интересный этот сухой дождь! Из чёрных туч низвергаются потоки воды, а на землю не падает ни капли! На земле сушь и жара!

Я совсем было повеселел, но тут мне на голую шею шлёпнулось что-то мокрое и холодное. Я схватился за шею рукой; в руке оказался маленький лягушонок! Я бросился бежать; по спине моей забарабанили крупные лягушки. На земле они собирались в зелёные лужи, и выпученные глаза их были похожи на водяные пузыри.

Наши лягушки всегда квакают перед дождём, а местные начали свой лягушачий концерт после дождя. Они, наверное, радовались, что, наконец, попали с неба на землю.

Лягушки квакали, а я думал о том, что не плохо бы достать зонт. В лягушачий дождь носил бы его как положено, ручкой вниз, а в дождь селёдочный — ручкой вверх. Очень удобно: и сам сухой, и полный зонт свежих селёдок!
Сладков читать

Самое честное слово

Помню, когда я первый раз показал эту рукопись редактору, он меня спросил:

— А тут всё правда или, так сказать, ху-до-жест-вен-но? — И он покрутил пальцем в воздухе.

— Всё научно, — ответил я. — Честное слово охотника!

Редактор так и закатился:

— Ну и ну! Честное слово охотника! Ха-ха-ха!

Может, ребята, и вы мне не верите?

Тогда я должен вам ещё раз напомнить, что все мои рассказы — истинная правда. Честное слово охотника!

Первый день

Разгадывать загадки и тайны — моя страсть. С замиранием сердца вступил я в густой лес. И — началось!

Стволы деревьев, что высились вокруг меня, были не круглые, а… прямоугольные, как четырёхугольные бруски, будто специально обструганные рубанком. Но никто их, конечно, не строгал: на стволах была кора, и густая листва шумела в вышине.

Своим тесаком, отшлифованным на спине акулы, я срубил одно деревцо и увидел, что годовые круги на срезе вовсе и не круги, а квадратики! Помню, дома один лесник как-то говорил мне, что наш год потому и называют круглым (круглый год!), что за один год на всех деревьях нарастает новый годовой круг. Если это так, то значит, тут год не круглый, а квадратный. Весь квадратный год предстоит мне разгадывать удивительные загадки!

Роща четырёхгранных деревьев осталась позади. Впереди была большая поляна. Посреди поляны росло одно дерево. Я опустился в траву и стал считать. Вот это дерево! Я насчитал у него шесть тысяч стволов! Не дерево, а целый лес!

В тени этого дерева-леса я и решил построить свой временный шалаш.

Вечером я записал в дневнике: «У нас говорят: я укрылся в тени дерева. В тени же моего дерева могут укрыться по меньшей мере семь тысяч человек!»

Есть где принимать гостей!
Сладков читать

Разноцветные солнца

Утром из-за горизонта одно за другим поднялись три солнца — голубое, зелёное и синее! А я собирался загорать! Хорош же я стану под тремя разноцветными солнцами!

Я представил себя раскрашенным в голубую, синюю и зелёную полоску — точь-в-точь радуга!

Тогда я закутался в плащ и на глаза надвинул капюшон.

Когда я снова выглянул из-под капюшона, то увидел на небе восемь солнц. Обыкновенных, жёлтых — но восемь. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь — всё точно!

Некогда было гадать, откуда взялись на небе восемь солнц; я стал загорать. И под восемью солнцами быстро наверстал упущенное время!

Вот я пишу это и сам себе не верю: так всё необычно! Потому-то я и решил все события записывать в дневник: к написанному слову всегда больше доверия, чем к произнесённому. Это наверное потому, что, прежде чем что-либо написать, всегда надо подумать, чего часто не делаешь перед тем, как что-либо сказать. Да, что написано пером, — того не вырубишь топором!

Вечером все восемь солнц благополучно, одно за другим, опустились за горизонт. И я долго ещё любовался ярко-голубым закатом.

Великий день

Сегодняшний день — великий день. Когда я утром открыл глаза, то увидел человеческий нос. Обыкновенный человеческий нос. Он высовывался из-за дерева. Всё во мне запело: наконец-то я встретился с людьми!

За носом высунулся глаз: блестящий и любопытный. За глазом — ухо.

Обыкновенное ухо; но как я обрадовался ему! Значит, за деревом действительно прятался человек!

Я уже было открыл рот, чтобы позвать его, но прикусил язык: из-за дерева показалась шея. Шея неимоверной длины! Ну раза в четыре длиннее, чем у меня.

Я зажмурил глаза и со страхом стал ждать, что ещё покажется из-за дерева. Но ничего страшного не показалось. Из-за дерева осторожно вышел обыкновенный человек, с обыкновенными руками, с обыкновенными ногами и с обыкновенным туловищем. И только одна шея у него была совершенно необыкновенная!

Из-за каждого дерева вышли удивительные длинношеие люди. И все смотрели на меня с опаской и любопытством.

Я быстро прикинул в уме, как могла сказаться длинная шея на их характере, но тут же решил, что было бы гораздо для меня хуже, если бы у них были непомерно большие кулаки.

— Здравствуйте! — сказал я.

— Не болейте! — хором ответили мне.

«Не болейте» на их языке означает «здравствуйте», — догадался я.

Я протянул руку. А они вытянули мне навстречу свои носы. Оказывается, у них при встрече не руку жмут, а трутся носами. Ну что ж, носами так носами. Мы потёрлись носами — ничего страшного! А пока тёрлись, я успел каждому заглянуть в глаза: это самый верный способ узнать человека. В их глазах я увидел любопытство, радость от встречи и желание познакомиться. Всё то, что и они, наверное, увидели в моих. Нет, положительно, их длинные шеи не имели никакого значения. Ну длинные и длинные; совсем не обязательно, чтобы они были короткими.

Как я был рад! Уж теперь-то я узнáю все тайны этой удивительной планеты! И, главное, я больше не одинок.

Сидя на берегу реки, мы оживлённо болтали. Мы помогали языку руками и прекрасно понимали друг друга. Мои новые друзья не теряли времени даром. Они поймали в кустах трёх мохнатых пауков и… заставили их работать. Один паук плёл из паутины сетку для рыбной ловли. Второй паук плёл из паутины одежду.

Только сейчас я догадался, из какого материала сделана одежда моих новых знакомых, — из паутины! Тонкая, лёгкая, блестящая, красивая и очень прочная.

Для третьего паука сделали из палок раму, и он стал её заплетать. Когда паук плотно заткал раму паутиной, к ней подошёл один из длинношеих, достал из кармана краски и кисточки и стал рисовать на паутине мой портрет в честь нашего приятного знакомства. Портрет получился очень похожим: кисточки у художника были из тонких птичьих перьев, и краски ложились на паутину уверенно, но нежно.

Одежду, которую соткал паук, подарили мне. А сеткой из паутины наловили в ручье рыбы. Рыбки были изумительной красоты: они светились нежным голубым светом. Из светящихся рыбок получилась вкуснейшая светящаяся уха.

Я был растроган. И тут же дал себе слово при первой возможности отплатить добром этим хорошим людям.

Скоро мы тронулись в путь и только ночью подошли к какому-то городу. Это был город длинношеих.
Сладков читать

Прогулка по городу

Чуть свет я выбежал на улицу. Улица была широкая, вымощенная камнем. А по обе стороны каменной улицы стояли… бумажные дома! Стены, двери и крыши — всё было сделано из бумаги. Из бумаги пол, из бумаги потолок, из бумаги ступеньки.

Бумажный городок был полон людей. Навстречу мне шли мужчины и женщины. Мужчины были одеты в короткие узкие юбочки, женщины — в брюки. У многих в ушах рыбьи серьги. Это вам не клипсы-цветочки. Это серьги-аквариумы! В каждом ухе по аквариуму. В аквариуме вода, в воде плавают живые золотые рыбки.

Весёлые ослики весело катили по булыжной мостовой тележки, гружённые огурцами. Что это были за ослики и что это были за огурцы! Каждый огурец ростом с человека, а каждый ослик в брюках. Одни брюки на передних ногах, и вторые на задних. На передних ногах брюки в горошек, на задних полосатые.

Я смотрел на осликов во все глаза. А ослики во все глаза смотрели на меня. Они первый раз в жизни видели такого смешного мужчину: шея короткая, да и сам в брюках!

Ко мне подошёл человек. На плече у него было коромысло, на коромысле висели десятки маленьких клеточек. Я подумал, что это продавец птиц, а это оказался продавец мух. В каждой клеточке сидела здоровенная певчая муха.

Я отправился дальше, глазея по сторонам. Столько вокруг было интересного, что и моя шея постепенно стала вытягиваться всё больше и больше. Ещё две-три таких прогулки — и меня уже будет не отличить от местных длинношеих жителей. А если я ещё надену юбку, то на меня совсем перестанут обращать внимание.

Я зашёл в городской сад. Там на подмостках шла отчаянная борьба: боролись роза и резеда. Роза ловким цветочным приёмом быстро положила резеду на обе лопатки. Резеда сразу поникла и завяла. А победительницу-розу в хрустальном кубке поставили на пьедестал почёта.

На углу большого бумажного дома я увидел вывеску — «Зубной врач». В дверях — человек с кнутом. А вдоль стенки — больные. Бедные, несчастные больные! Щека у каждого подвязана тёплым платком, все нетерпеливо роют землю копытами и жалобно мычат. Ну да, мычат, потому что больные не люди, а коровы. У них болят зубы, и они пришли к зубному врачу. Дверь открывается, пастух щёлкает кнутом, и очередная больная корова заходит к врачу. Что он там с ними делает, мне не видно, но только из другой двери коровы выбегают весёлые и здоровые. Они весело мычат и крутят хвостами. А на коровьих зубах поблёскивают новые коронки. Говорят, что в благодарность за такую заботу местные коровы дают очень много молока.

Домой я вернулся поздно. Я до того перегрузился новыми впечатлениями, что стал на целых десять сантиметров короче!

Страничка из дневника

Что ни день, то новые приключения.

Сейчас лежу в своём бумажном доме и еле прихожу в себя после очередного приключения. Вот это приключение так приключение! Случись оно без свидетелей, я бы и рта не открыл. Расскажешь такое приключение и сразу потеряешь репутацию правдивого человека! К счастью, свидетели у меня были.

Началось всё неделю назад. Я решил подняться на вершину горы. Отправился я один. Сколько раз я давал себе зарок не ходить одному в опасные и неизведанные места! Сколько бед и неприятностей пало на мою голову из-за этой моей дурной привычки! И вот опять не удержался — пошёл!

Я быстро достиг вершины горы. Вокруг, сколько глаз видел, синели леса. Было очень красиво.

От радости я подпрыгнул на одной ноге и… вывихнул её! Худшего не могло и быть!

С вершины горы я видел городок длинношеих у подножия соседней горы. Но меня-то из городка никто увидеть не мог.

Идти не могу, воды нет, еды нет, где я, — никто не знает. Вот что значит нарушить свой же зарок!

От моей горы до горы городской рукой подать, да что толку: гора с горой ведь не сходятся!

И только я так подумал, как моя гора дрогнула, зашевелилась и… сдвинулась с места! Волосы мои встали дыбом!

Гора медленно, но верно стала двигаться к соседней горе. Я всё ближе и ближе подъезжал к своему дому.

Ровно неделю ехал я верхом на шагающей горе. И ровно неделю волосы мои торчали дыбом.

Через неделю горы сошлись. Сошлась гора с горой! Горы встретились!

Я стал махать своими жёлтыми трусами. Люди в городке заметили сигнал бедствия и спустили меня вниз.

Всё кончилось благополучно. Сейчас я отдыхаю после сытного обеда.

Уж теперь-то я больше никогда не сунусь один в незнакомое место. Нужно как можно быстрее найти себе верного друга и надёжного спутника. Здесь это сделать не трудно, тут даже гора с горой сходится. А уж человек с человеком всегда сойдётся.

Белый чёрный ворон

Первая птица, которую я тут увидел, была белый чёрный вóрон! Белый — потому, что он и в самом деле был совершенно белого цвета. Белое тело, белые крылья, белый хвост и белый нос. А чёрный потому, что испокон века птицу этой породы за чёрный цвет называют чёрным вороном. Даже в песне поётся: «Ты не вейся, чёрный вóрон!»

Белые чёрные вóроны с карканьем вились в вышине; что-то накаркают? И накаркали!

Нам стали встречаться белые галки, белые ворóны, белые воробьи и белые орлы. Мы видели белого волка, белую рысь и белого крота. Мы встретили даже белого тетерева-черныша. Черныш и вдруг — белый!

На берегу озера квакали белые лягушки.

В воде плавали белые ужи.

Глаза у лягушек и ужей были розовые, а тела как стеклянные: сквозь них были видны внутренности. Внутри белой лягушки, например, билось красное сердце!

Белые птицы, белые звери, белые гады.

У меня от всего этого даже в глазах потемнело!

Цветы под землёй

У себя на родине я любил бродить по лугам и собирать цветы.

Всё у цветов чудесно. Даже опыляются они душистым ветерком, красивыми бабочками и трудолюбивыми пчёлами.

Но тут на лугах цветов не было. Это очень меня огорчало. Я принялся за поиски. Я искал, искал и нашёл! Я нашёл цветы под землёй!

Я накопал огромный букет подземных цветов. Что за чудесные цветы! Они то становились бледно-розовыми, то красными, то фиолетовыми. Огорчения моего как не бывало!

Теперь, отправляясь на прогулку, я всегда беру с собой лопату: я собираю цветы!

Но кто же опыляет цветы под землёй? Ведь под землёй нет ни ветра, ни бабочек, ни пчёл. Неужели эти многоцветные удивительные цветы завянут, так и не дав семян? Было тут над чем задуматься. Я думал, думал и нашёл ответ.

Раз под землёй нет ни ветра, ни бабочек, ни пчёл — значит, цветы опыляют… червяки! Ползают от цветка к цветку и опыляют, ползают и опыляют.

— Над цветами порхали червяки! — продекламировал я.

Стихи явно не получились. Но ничего не поделаешь — факт!

Певчая улитка

Птицеловы всего мира не устают хвалить певчих птиц. Но кому что нравится; местные жители, например, предпочитают держать в клетках певчих улиток. Я тоже держу у себя в клетке улиток: они ярки, как птицы, и тоже поют.

Сейчас у меня в клетке живёт улитка, которая поёт только тогда, когда на дворе идёт дождь и мне приходится скучать дома. Это очень кстати: улитка своим милым пением разгоняет моё мрачное настроение.

Птицы же обычно при дожде молчат: они любят петь при хорошей погоде. А кому нужны песни, когда на дворе солнце? В хорошую погоду дома не усидишь! В хорошую погоду весело и без песен.

Вот потому-то я и предпочитаю певчих улиток певчим птицам и мухам: мои улитки поют, когда за окном чёрные тучи.

Курочка-ряба

Все знают сказку про курочку-рябу.

А я вам сейчас расскажу про курочку-рябу быль.

Жили-были дед да баба. Была у них курочка-ряба. Снесла курочка яичко, да не простое, а двойное.

Дед яичко бил-бил и разбил. Выкатилось из большого яичка второе, поменьше.

Мышка бежала, хвостиком махнула, второе яичко упало и разбилось!

Дед со старухой плачут, а курочка кудахчет.

— Не плачь, дед, не плачь, баба, я вам снесу яичко не двойное, а тройное! — Покудахтала, да и снесла.

А как снесла, — так и сказке конец.

Какая уж тут сказка, коли все видят, — яичко в гнезде лежит. Да не простое, а тройное!

Пуганое перо

Сегодня мои друзья показали свою птицеферму. Каких только птиц на ферме нет!

Со всех птиц раз в год собирают перо. Для этого их ощипывают. Не просто так — схватили и давай щипать! Нет, тут придумали особый способ: птиц пугают. Так пугают, что перья с них летят, как из дырявой подушки!

Делается всё очень просто. Птичница неожиданно бьёт по клетке пыльным мешком: раз! — и птица голая! Птица голая, а мешок чистый. Выпавшее перо собирают в чистый мешок.

Труднее приходится с петухами. Хвосты у петухов невозможно длинные. Для них даже курятники строят в два этажа. Петух сидит на насесте во втором этаже, а хвост его достаёт до пола в первом. Попробуй напугай такого!

Перья из петушиных хвостов просто выдёргивают. Идут они на украшение шляп: одно перо на дюжину шляп.

Все тут ходят в шляпах с петушиными перьями. А спят на перинах и подушках из пуганого птичьего пера.

Браконьер-лягушатник

Ах, как страдают леса и поля от браконьеров!

Браконьер убивает зверей и птиц в запретное время и в запретных местах. Браконьер не любит леса, и лес не любит браконьера.

Таким браконьером стал я!

— Ни пуха ни пера! — крикнули мне друзья, когда я с ружьём в руках отправился на болото. Я пожал плечами: при чём тут пух и перья, если мне нужна для коллекции лягушка?

С ружьём наготове шагал я по закраине болота. С ружьём, напоминаю, а не с палкой. С палкой тут нечего делать: в болоте живут лягушки ростом с курицу! А ревут они громко, как быки. За три километра слышно — мороз по коже!

Только с двухствольным ружьём я отважился выйти на лягушачью охоту.

Стрелял я раньше и в дичь бегающую, и в плавающую, и в летающую. Но здесь надо было стрелять в прыгающую!

Выстрелы мои были удачны.

И часу не прошло, а уж плечи оттянул мне тяжёлый ягдташ.

И тут повстречал я местного жителя.

— Сладки лягушачьи лапки? — вкрадчиво спросил он разглядывая мою добычу. Я потряс тяжёлым ягдташем.

— Пожалте штраф за браконьерство! — крикнул местный житель и грозно вытянул шею.

Я так и присел.

Оказалось, лягушки здесь нe просто лягушки, а первоклассная дичь, как у нас глухарка или лебеди, и их строго охраняет закон. Охотиться на лягушек можно только тогда, когда в газетах появится объявление: «Охота на лягушек разрешена».

Так неожиданно потерял я имя честного охотника и стал браконьером. Браконьер-лягушатник!

Что может быть хуже?

Мой новый дом

Надоело мне житьё в бумажном доме. Уж очень он на вид ненадёжный. Переселился я в каменный. Каменный дом мне построили муравьи. Тут все каменные дома строят муравьи.

Вот это дом, так дом! Высотой с наш двухэтажный, стены толстые и крепкие — надёжный дом. Одно плохо — в доме ни окон, ни дверей. И потому темно, как в пещере. Но друзья помогли мне и в этом затруднительном положении. Внутреннее устройство дома они взяли на себя. Пробили дверь. На стол поставили гриб.

Грибы такие растут в лесу. Грибы как грибы: ножка столбиком, шляпка зонтиком. Да только светятся они так ярко, что при их свете можно книжки читать. А в запас мне дали ещё и свечей.

Свечи тоже не простые. Делают их так: ловят рыбку, продевают вдоль рыбки фитиль — и свеча готова. Вставляй хвостом в подсвечник и радуйся. А захотел спать, — выпусти из клетки певчую улитку: она все свечи погасит. Как дунет, так и погасит.

Сплю я спокойно: ни мыши, ни мухи мне не мешают. Чтобы не было в доме мышей и крыс, подарили мне большого, красивого и ласкового удава. Все жители тут вместо кошек держат в домах удавов. Подарили на новоселье и цветы. Цветы эти не цветут и не пахнут, но зато здóрово ловят мух и комаров. Как поймают, так и съедят целиком, а крылышки да ножки выплёвывают.

Подарили мне и собаку. Она охраняет дом. Кормлю я её фруктами: кости и мясо она не ест. Для охоты она не годится: уж очень медленно бегает. Но посмотрели бы вы, как ловко она летает!

На спине у собаки есть два больших крыла.

Ласковая собака: не кусается, не лает. Ночью порхает над крышей, а днём прицепится к дверной перекладине и висит весь день вниз головой. Не лает, не кусает, но и в дом не пускает — страшилище!

Журавлиный пастух

Нигде нет столько разных пастухов, сколько здесь! Сегодня я видел одного — журавлей пасёт! Я прямо-таки вцепился в него: это вам не какой-нибудь свинопас. У этого вместо кнута — самолёт!

Летит он выше облаков, как серебряная стрела! А впереди птицы. Длинноногие и длинношеие, и длинноносые.

Гоняет он журавлей не каждый день, а два раза в году: весной и осенью.

Как только осенью журавли трогаются в путь, в тёплые края, он тоже поднимается в воздух и летит позади. Он охраняет журавлей от орлов, соколов и браконьеров.

Добрые люди, заслыша прощальные журавлиные клики, задирают головы в небо и говорят: «Пастух наш на юг подался — пора печи чинить». А злые браконьеры, как крысы, прячутся в кусты.

Весной пастух летит на далёкую журавлиную зимовку и гонит журавлей домой. И опять браконьеры дрожат и заикаются, а честные люди радуются: «Пастух весну пригнал, журавли прилетели!»

И так каждый год.

Впереди журавли, а за ними журавлиный пастух.

Деревянные коровы

Работа пастуха — дело нелёгкое. Особенно для тех, кто скотину пасёт. То скотина разбредётся, то волки и медведи на стадо нападут. Ни минуты покоя пастуху!

Так везде, но только не здесь. Здесь работа пастуха — наиприятнейшее занятие. А всё потому, что коровы тут… деревянные!

Местные жители очень любят молоко и потому разводят целые рощи коров, — простите, — целые стада деревьев. Фу, запутался совсем! Да и как не запутаться, когда местные дояры ходят с вёдрами не в поле, а в лес, и доят не коров, а деревья!

Деревья дают молоко круглый год, в любое время суток. Все с удовольствием пьют деревянное молоко.

Пасти деревянное стадо — одно удовольствие!

Деревья не разбегаются, не ревут, на водопой гонять их не надо. Волки и медведи на них не нападают. Правда, иногда нападают на них гусеницы, но у пастуха есть надёжная охрана. Думаете, собаки? Нет, птицы: гусеницам от них нет пощады. Житьё пастуху!

Сиди в тени стада да на рожке играй!

Птичье молоко

Всё есть у жителей удивительной страны. Даже птичье молоко есть.

Они мне его показывали. Я птичье молоко своими глазами видел. Оно гуще коровьего — как сметана. Но в пищу птичье молоко они не употребляют. Да и зачем пить птичье молоко, когда сколько хочешь молока деревянного?

К тому же есть ещё заячье молоко, которое во много раз полезнее коровьего. А тюленье! Оно в два раза полезнее заячьего!

И уж, конечно, всем старым и больным полезно пить молоко китовое. Один кит даёт в день 200 литров отличного молока. Пальчики оближете — оно в 12 раз жирнее коровьего!

Как видите, местным жителям нет надобности пить птичье молоко. Оно у них только ради хвастовства: мол, всего-то у нас в избытке, всё-то у нас есть — даже молоко птичье!

Вольготная служба

Вольготно живётся в этой стране сыщикам.

Уж очень грабители здесь хорошие.

Везде грабители грабят, а пострадавшие кричат караул. Здесь совсем не так. Вот грабители забрались в магазин и начали грабить: набивать чемоданы вещами и связывать узлы.

Набив чемоданы, связав узлы, грабители поднимают всё это на плечи и… начинают орать: «Караул!»

Орут не своим голосом и так громко, что даже избалованные и ленивые сыщики просыпаются и не спеша, зевая и почёсываясь, бредут к магазину. Там уже толпа любопытных.

Воры, плача и сморкаясь, барабанят кулаками в дверь и умоляют поскорее их забрать.

Сторож отпирает дверь, сыщики делают шаг вперёд, и воры вешаются к ним на шею. Несчастные торопят поскорее увести их в тюрьму.

Сыщики вразвалку бредут к тюрьме; позади на цыпочках поспешают воры.

Сторож запирает магазин. Любопытные расходятся. Все улыбаются.

Все сыщики тут пузатые: обленились! Зверь-то сам на ловцов бежит!

Поджигатель

Сегодня пригласили меня на суд. Судили страшного преступника — поджигателя лесов. Много лет этот свирепый злодей поджигал леса и был неуловим.

Сыщики сбились с ног; они устраивали засады, неожиданные облавы, ходили по следам и подозревали даже самих себя. Но злодей ловко ускользал из их рук.

Каждое лето лесные пожары губили лес. Жители так рассердились на сыщиков, что разогнали их всех до одного и сами взялись за дело. И вот — злодей схвачен!

Зал был переполнен. Раздалась команда:

— Встать, суд идёт!

Преступника внесли на руках.

Да, преступника внесли на руках! Он сидел в глиняном горшке. От него шёл чудесный аромат. Он был невелик, но красив и нежен. Это был… обыкновенный цветок! Цветок, который в течение многих лет поджигал и губил леса!

Суд приговорил все цветы этой породы к сплошной прополке. И все ребята должны были собрать по большому букету поджигателей. Присутствующие дружно засвистели. Так они выражали своё полное одобрение.

Скворечниковые семена

Что вырастет, если посадить арбузное семечко?

Вырастет арбуз.

А что вырастет, если посадить семечко тыквы? Ну, это смотря где. Если у нас, то тыква вырастет, а если тут, — вырастут скворечники. Самые настоящие скворечники, те, которые по деревьям развешивают и в которых птицы живут.

В каждом огороде отведены грядки под скворечники. Как только весной сойдёт снег, землю на грядках взрыхляют и сажают в неё семена. И скоро из земли вылезают зелёные скворечниковые ростки. Ребята поливают и пропалывают грядки. А ростки растут и растут. Вырастают стебли, листья. И наконец появляются цветы. А как только цветы отцветут, так сразу на их месте появляются скворечники. Крошечные, — как спичечный коробок.

Солнце печёт, дождь поливает; растут скворечники, соком наливаются. Глядишь, уже и совсем созрели. Лежат на грядках спелые, крепкие, большие — один к одному! Бери мешок да собирай.

Потому-то и повешены тут скворечники чуть ли не на каждом дереве. Потому-то так много тут птиц. И потому-то так мало вредных насекомых.

Если кто мне не верит, что на этой планете скворечники на грядках растут, — приходите ко мне домой. Дома у меня полный рюкзак скворечниковых семян. Забирайте хоть все — мне не жалко. Смело сажайте в землю, — вырастут скворечники. Только поливать не ленитесь!

Утиная дробь

Я сам старый охотник, меня нелегко удивить. А вот мой сосед удивил.

— Здравствуй, сосед, куда собрался? — спрашиваю я.

— На охоту собрался.

— За кем же будешь охотиться?

— За патронами буду охотиться.

Я растерялся, и, пока соображал, как это можно охотиться за патронами, — сосед ушёл.

Но сегодня мы вместе отправились на охоту за патронами. У соседа моего ни ружья, ни зарядов; одна корзинка в руках. А в корзинке живая дикая утка.

— Вы с дробовыми зарядами на уток охотитесь, а я вот с уткой охочусь за дробью! — сказал сосед.

— Здорово! — сказал я. — Значит, не дробью по утке, а уткой по дроби!

— Не совсем так, — отвечает. — Утка моя подсадная. Я её на воду сажаю, а сам прячусь в шалаш. Утка кричит, а дробовые заряды к ней так и летят, так и летят!

«Странно! — подумал я. — С чего бы это утке на свою голову дробь накликать?»

Пришли. Посадили утку на воду, сами спрятались в шалаш. Утка выкупалась и давай крякать. И со всех сторон озера полетели на утиный зов селезни: так и летят, так и летят!

Я шепчу соседу:

— А где же заряды-то дробовые? Селезни одни летят!

Сосед в ответ:

— А это всё равно — что селезни, что дробовые заряды. Не мешай!

Да как выскочит из шалаша. Палкой в селезней запустил — двух подшиб.

— Учись! — говорит. — Одним махом дюжину селезней сбил!

«Ого! — думаю. — Вот это настоящий охотник: двух селезней сбил, а говорит — двенадцать!»

Берёт сосед двух своих селезней за лапки и давай трясти; дробь из клювов у них так и посыпалась! Собрал дробь, на ладони взвесил и сказал: — На десять зарядов хватит! Десять зарядов — десять уток. Десять уток плюс эти две — ровно двенадцать. Одним ударом дюжину!

Я только крякнул. Хоть я и старый охотник, да век живи — век учись!
Сладков читать

Рыба земляная

С чем положено рыболову на рыбалку идти? С удочкой положено идти. С удочкой, и, конечно уж, к воде.

Зашли ко мне сегодня местные рыболовы. У каждого на плече лопата. Это вместо удочки. А вместо садка для рыбы мешок. Зовут меня с собой.

— Все реки, — говорят, — от жары пересохли, по дну хоть на велосипеде поезжай. Самое время для рыбалки. Пошли рыбу копать!

Пошли так пошли. Взял и я лопату.

Дошли до реки. Воды в реке — ни капли. Дно высохло и потрескалось. Тут не то что рыбы, тут и лягушки все околели. А рыболовы разбрелись по реке и давай лопатами дно долбить… Точь-в-точь как у нас зимой долбят лёд.

Долбили-долбили, долбили-долбили — сели отдыхать. И вдруг слышу — крик. «Ага, — думаю, — клюнуло у кого-то на лопату!»

Так и есть: тянут из-под земли рыбину! Вся в грязи, подскакивает, шипит и зубы скалит.

Пошло дело на лад. Скоро накопали мы целый мешок отличнейшей рыбы. Хотели сварить уху, да не нашли в реке ни капли воды. Пришлось рыбу жарить. Жареная земляная рыба была такая же вкусная, как и водяная.

Вечером опять зашли ко мне рыбаки. На плечах уже не лопаты, а сети.

— Вот это другое дело! — обрадовался я. — Теперь хоть на рыбаков похожи, а то ходим с лопатами, будто червяков копать собрались!

— Нет! — отвечают рыбаки. — Мы червяков не копаем, мы их сеткой ловим!

«Ладно, — думаю, — сеткой так сеткой. Лишь бы червяки были, а рыбы наловим!»

— Heт, — говорят рыбаки. — Нет такого крючка, чтоб на него нашего червяка насадить было можно. И рыбы такой нет, чтоб на него клюнула!

«Ну это уж дудки, — думаю. — Чтобы рыба да на червя не клюнула!»

Пришли на берег моря. Сложили сети в лодки, сами за руль и вёсла — поехали. И только от берега отплыли, как рулевой наш бросил сеть в волны. В сеть попался червяк бурого цвета. Все бросились к рулевому на помощь, схватили червяка и стали тянуть: вытянули метр, вытянули два, вытянули три…

Тут я выбросил в море баночку, которую припас для червей.

…вытянули четыре, вытянули пять, вытянули шесть!

Я смотрел во все глаза.

…вытянули семь, вытянули восемь, вытянули девять!

Вытянули десять, одиннадцать, двенадцать метров! Червяка, как канат, бухточкой складывали в лодке — кольцо на кольцо. Складывали и тянули. Вытянули тринадцать, вытянули четырнадцать, вытянули пятнадцать. По два раза загнул я все пальцы на руках, а червяка всё тянули и тянули!

Да, действительно, не было в мире такого крючка, на который можно было бы посадить этого червяка! И не было такой рыбы, которая бы на него клюнула!

Один червяк заполнил всю лодку. К берегу мы возвращались вплавь.

Весёлый рис

Местные жители очень мучились со своими посевами. Особенно с рисом. Уж очень капризен!

Чтобы рис хорошо рос, нужно то добавлять на поля воду, то её спускать.

Днём на рисовые поля налетают прожорливые птицы.

Ночью поля топчут кабаны.

Ни днём ни ночью бедным земледельцам нет покоя.

В селениях смолк смех и стихли песни. И рис тогда совсем перестал расти.

«Ага!» — смекнул я. И тут же твёрдо решил помочь моим друзьям. Я попросил их отобрать для меня самых плохих музыкантов.

Взял я вместо дирижёрской палочки длинную линейку и отправился на поле. Музыканты грянули марш! Я размахивал линейкой. Музыканты не умели играть, а я дирижировать, но главное у нас получилось — шум. Так мы шумели шесть дней и шесть ночей.

На седьмой день жители окрестных деревень стали жаловаться, что у них от нашей музыки вянут уши.

Я в ответ только загадочно улыбался. Я-то знал, что от нашей музыки вянут не одни уши: от неё завяли и засохли на полях все сорняки!

Своей дирижёрской линейкой я измерил высоту риса, и оказалось, что рис, наоборот, здóрово подрос за это время! Да-да, — рис весело рос под нашу музыку! Это был весёлый рис!

— Я тебя заставлю расти под нашу дудку! — кричал я, размахивая линейкой.

Музыканты грянули галоп!

Начались танцы, и послышались песни. Зазвенел смех.

И чем больше кругом веселились, играли и пели, тем больше чахнули сорняки и быстрее поднимался рис.

Птицы в страхе улетали с полей в лес, а прожорливые кабаны не высовывали из кустов и пятачка.

Урожай выдался на славу!

Давно убраны поля, но музыка и веселье в деревнях не умолкают.

Это, наверное, потому, что у всех полные закрома весёлого, музыкального риса!

Так я хоть немножко отплатил своим друзьям за всё то, что они для меня сделали.

Тяжёлые деньги

Сегодня мне здорово не повезло — я нашёл деньги! Кто-то деньги потерял, а я нашёл.

Хуже нет найти тут чужие деньги! Раз ты деньги нашёл, то, как честный человек, должен возвратить их хозяину. А попробуй ка возврати, если тебе эти деньги не поднять!

Нашёл я одну монету — копейку. Я о неё споткнулся. Чуть ногу не сломал. Хотел копейку поднять, да не тут-то было! Палку подсунул, навалился плечом — ни с места. Вытер я пот и сел на копейку: что делать?

Копейка с паровозное колесо, да ещё и каменная. Весом в полтонны; её только подъёмным краном поднять можно. Слез я с копейки и давай кричать:

— Караул, на помощь — деньги нашёл!

Собрался народ, окружили меня, смеются.

— Кто, — спрашиваю, — копейку потерял?

Молчат, никто не признаётся. Кому охота спину из-за копейки ломать!

Поставили мы тогда копейку общими силами на ребро и пустили по улице под горку. Вот наделали переполоху!

Катится копейка, подскакивает на ухабах, а жители от копейки кто куда — ведь того и гляди придавит!

Деньги тут все хранят в сараях: складывают штабелями, как дрова. Никто деньги не охраняет и никто их не ворует. В старину, говорят, были воры, но постепенно все они надорвались и вымерли.

Я этому охотно верю.

Охотник Пиф-Паф

Друзья познаются в беде. Это везде так.

Когда я заболел, в мою дверь постучался сосед, славный охотник Пиф-Паф. Тот самый, который с уткой охотился за дробью.

Он вошёл, и я протянул ему руку.

— Я расскажу тебе, — начал Пиф-Паф, — про собачий порошок, про легавую свинью, про хищную антилопу и травоядного волка.

Добрый, славный Пиф-Паф! Он знал, что для каждого охотника самое лучшее лекарство — это охотничьи рассказы!

— А ещё расскажу тебе о том, как я спасал тонущих львов и леопардов.

Я блаженно закрыл глаза и почувствовал, что стал поправляться.

Собачий порошок

— Это было давно, когда я был ещё не Пиф-Пафом, а просто маленьким Пифом. В те времена у моего отца была охотничья собака, по имени Дианка. Однажды эта собака три дня и три ночи гоняла восьминогого зайца. Гоняла, гоняла, а потом упала и околела. Отец мой, в память о Дианке, сшил из её шкуры охотничью куртку. Что это была за куртка! Она сама тянула отца прямо к логову зверя и сама стреляла в зверя железными пуговицами! Отец охотился без собаки, но всегда возвращался с богатой добычей.

— Я где-то читал об этом, — сказал я слабым голосом.

— Всё может быть! — ответил Пиф-Паф и продолжал дальше: — Ничто не вечно под луной! Скоро куртка отца расстреляла все пуговицы. Швы у неё расползлись, и она превратилась в прах. Отец собрал прах в коробочку и подарил её мне. А я тогда охотился с правнуками бедной Дианки. Это были ленивые и непослушные псы! Больше всего на свете они любили лопать овсянку и спать в конуре. На охоте они всегда чистили мне шпоры, то есть уныло плелись позади, тыкаясь мордами в каблуки. Никакая сила не могла их заставить погнаться за зайцем.

И вот я стал перед каждой охотой подсыпать им в овсянку Дианкин прах. Что с ними делалось! Они изо всех собачьих сил натягивали поводки, тащили меня в лес и, как только я снимал с них ошейники, бросались в погоню за зайцем! Они гоняли зайца до тех пор, пока тот не падал от усталости. Тогда они хватали его за уши и волокли ко мне.

Никакие заячьи хитрости, никакие заячьи увёртки не могли сбить их со следа. Я стал возвращаться с охоты с богатой добычей.

Бедная собака Дианка! И после смерти нет покоя её праху: я подсыпаю его в собачье пойло!

Дед Мазай и слоны

Теперь я и сам уже дед. Перестали меня тешить охотничьи подвиги: нет ничего проще, как уничтожать! И потому я всегда с умилением вспоминаю не свои охотничьи удачи, а подвиг вашего деда Мазая. Я повторил его подвиг!

Началось как-то у нас страшное наводнение. Вода залила леса и степи — звери стали тонуть.

Тогда я сколотил огромный плот и отправился в путь. Просто было вашему деду Мазаю! Знай хватай зайчишек за уши — да в лодку. А у нас на затопленных островках и деревьях сидели не зайцы, а слоны и носороги, львы и леопарды! Попробуй-ка схвати их. Того и гляди они тебя самого схватят! Ещё неизвестно, что тут делать нужно: их спасать или самому от них спасаться!

Я повернул назад. Я собрал народ и наказал всем строить плоты. А сам скорей домой — за луком и стрелами. Из дома в аптеку, за порошком от бессонницы.

Выплыли на плотах. Совсем другое дело! Подъезжаем к острову; я достаю стрелу, посыпаю её порошком и — раз! — во льва или леопарда. Те сразу спать. Зевнут, почешутся и на боковую. Только храп стоит! Берём их за хвост и загривок — и на плот. Плот нагрузим — гребём к берегу. На берегу зверей выгружаем. Выгружаем — и дальше.

Досталось нам со слонами и носорогами. Сонные стрелы мои отскакивали от них, как от стенки горох. Да и что толку усыплять таких? Усыпишь, а с места не сдвинешь: слон триста пудов весит! Что делать? Но охотничья смекалка выручила и на этот раз. Отбросил я лук и стрелы, взял в руку хворостину. И этой простой хворостиной погнал слонов и носорогов с острова в воду, а по воде вплавь к берегу. Так всех и спасли.

Слоны и носороги, отоспавшиеся львы и тигры — все вместе, одной стайкой, весело убегали в лес.

— Помните, звери, деда Мазая! — кричал я им вслед.

Травоядные волки

Не знаю, как у вас, а наши волки больше всего траву любят. Так прямо на лесных полянах и пасутся. А по ночам в огороды забираются. Я сам видел. Подроются под забор и в огород — арбузы да дыни жрать. А зимой до того наглеют, что целой стаей прибегают на деревенские поля неубранный турнепс или редьку выкапывать. У нас даже поговорка есть: «Пустили волка в огород!».

— И у нас похожая поговорка есть! — обрадовался я. — Только у нас так говорят: «Пустили козла в огород!»

— Козла?! — изумился Пиф-Паф. — А что козлу в огороде делать? Козлы же страшные хищники, им мясо подавай!

— Наши козлы мясо не едят! — сказал я. — Наши козлы капусту едят.

— Вот чудеса! — сказал Пиф-Паф. — Всё у вас не так, как у нас. Козлы капусту едят, волки — мясо. Прямо какая-то страна чудес!

Я промолчал.

— Так вот, наши козлы, ну и разные там газели и антилопы, страшные хищники, — продолжал Пиф-Паф. — Им мясо подавай. Особенно антилопы ловкие — даже птиц ловят. Подкрадутся — и стук копытом! Убьют и съедят. Вместе с перьями. У нас даже поговорка такая: «Пустили антилопу на птичий двор!»

— И у нас есть такая поговорка! — сказал я. — «Пустили волка в овчарню!»

— Смешно! — сказал Пиф-Паф. — Что волку в овчарне делать? Разве что спать.

Пиф-Паф смотрел на меня, и ему представлялась удивительная далёкая земля, где живут люди с короткими шеями, где мужчины носят брюки, где волки нападают на овец, а козлы грызут капусту.

Бывают же чудеса на свете!

Гигантское гнездо

— Потерпи ещё, я расскажу тебе про гигантское птичье гнездо, — сказал Пиф-Паф.

Помню, оно было не высокое, а высоченное! Это была целая гора, сложенная из песка, веток, палочек и разного лесного мусора.

Весило гнездо десять тысяч пудов, — столько же, сколько весят пятьдесят слонов!

Гнездо было набито птичьими яйцами. И яйца сами себя высиживали. Птица только гнездо строила и яйца несла. Птенцы сами вылуплялись из яиц и разбегались кто куда. А птица эта называлась не то сорной, не то сонной курицей.

Тут Пиф-Паф вопросительно посмотрел на меня и продолжал:

— Видишь, вон озеро голубое? Бывало оно и красное. В нём у нас крокодилы плачут. Сплывутся на отмель и давай плакать — крокодиловы слёзы лить. От жары плачут. Мы от жары потеем, собаки языки высовывают, а крокодилы плачут. И слёзы у них солёные!

— Водится ещё у нас зверь, до того ленивый, что весь мохом зарастает. Мох на нём растёт и его дыханием питается. А поспать этот зверь любит — ужас! Бывало, прицелишься в него — моховая кочка перед тобой и ничего больше не видно. Смотреть противно, не то что стрелять!

— Видишь облака?

— Облака как облака.

— А ты их лизни, — облака-то солёные. Мне журавлиный пастух рассказывал. Лизнёшь, говорит, облако, а оно солёное! Да что облако! Сыплет солёный снег, оседает солёный иней. Чего только у нас не бывает!

Легавая свинья

Я и сейчас охочусь, но что это за охота! Где мои меткие ружья? Где мои свирепые волкодавы? Вместо ружья у меня корзина, вместо волкодава — свинья!

Разные бывают у охотников помощники: у кого собака, у кого орёл или сокол, а в моей охоте главный помощник — свинья. Ну да, свинья: чушка, хрюшка, хвост завитушка! А что? Посмотрели бы вы какую свинья делает стойку! Глаз не оторвать: нос пятачком, хвост восьмёркой!

С собаками и соколами охотятся люди за дичью, а я со свиньёй — за грибами.

Беру в руки корзину, свищу свою верную свинью — и пошёл. Учует свинья гриб, — сейчас же делает стойку. Я подхожу и командую: «Пиль!» Свинья ковырнёт рылом, и готово — забирай гриб. А собираю я такие грибы, у которых ничего нет: ни шляпки, ни ножки, и растут они не на земле, а под землёй. Я даже не знаю, есть ли у них и название!

Так вот и проходят мои дни: на руке корзина, на поводке — свинья. Иду туда — не знаю куда, ищу то — не знаю что! Как в сказке!

Рассказы моряка Стеньги

Не умеют домоседы морские рассказы слушать!

Моряк, просоленный и заскорузлый, рассказывает:

— Пала погодка, качка носовая, бортовая, кормовая! Я за штурвалом стою, глазами туман пронизываю. Накатила волна и смыла меня за борт! Взлетел я на гребень, а потом, как на салазках, вниз. Прощай, папа, прощай, мама! Но тут вторая волна накатила и — раз! — обратно меня на палубу вкинула. Опять за штурвалом стою, глазами туман пронизываю. Только мокрый весь!

И как такое скажет — так все от смеха и падают. А что тут смешного?

Моряк дальше:

— А то ещё вот что было. Под южным тропиком. До экватора рукой подать — жара! У юнги кожа, как берёста, в трубочки сворачивается. У кока солнечный удар. А навстречу нам плывёт по морю льдина! Да не какая-нибудь там, а высотой этак этажей в пятнадцать, а длиной… а длиной — пусть акула сожрёт, коли вру! — километров в двести! Уж и покатались мы по ней: и на санях, и на коньках, и на лыжах! Чуть не заблудились. И всё нагишом, в одних трусах — тропик-то южный!

Опять все мрут от смеха.

Моряк серьгу в ухе поправит и опять:

— Было дело — напала на нас рыба! Разогналась, якорь ей в бок, да кэ-эк даст с разгона рылом в днище, — так и насквозь! Одну дыру заделали — вторую пробила. Потом третью. Смотрим — уже не дно, а решето! А какое днище было! Дубовое, со стальной обшивкой!

— Неужто дубовое? — спрашивают.

— Дубовое!

— И со стальной обшивкой?

— Со стальной!

— Ха-ха-ха-ха!

Плюнет моряк на сухопутных крыс и замолчит.

И в этой стране есть моряки. Один заходил ко мне на грибной огонёк. Звали его — Стеньга. Уютно пела улитка. Тихо мурлыкал в углу удав. Время бежало легко и незаметно…

Рыбка за рыбкой

Каких только чудес не случается с моряками!

Давно известно, что самая большая рыба — это та, что у рыболова с крючка сорвалась. Удивительного в этом ничего нет: большой рыбине легче с крючка сорваться. И давно бы пора перестать ехидно улыбаться, когда рыбак разводит руки, показывая, какая у него сорвалась рыбина. Такие ли ещё рыбы бывают! Я раз видел рыбину, которая посредине моря встала головой на дно, так хвост её из воды торчал метра на три! Такую ни на каком крючке не удержишь. Да и на что она такая-то? Я люблю ловить рыбку мелкую.

Плыл я как-то в лодке по морю. Окунул голову в воду и слушаю: есть ли рыба поблизости? Я так всегда делаю, по рыбьим голосам всё узнаю: есть ли тут рыба или нет? А то что зря удочку забрасывать.

И вот слышу — рыбы между собой разговаривают. Я за удочку. И только забросил — сейчас же на крючок прицепилась рыбка. А я жду, удочку не вытаскиваю. Первую рыбку хватает за хвост вторая, вторую — третья, третью — четвёртая, четвёртую — пятая…

— Пятую — шестая! — подсказал я.

— Совершенно верно, молодой человек! Пятую рыбку хватает за хвост шестая, и я всех их вытаскиваю из воды. Как заброс — так полдюжины! Я вытаскиваю рыб целыми гирляндами; они нанизываются одна на другую, как бусы! От рыб отбоя нет.

Видели бы всё это дачные рыбаки-поплавочники, которые часами глядят на свои неподвижные поплавки!

Вот вы смеётесь, но вы напрасно смеётесь! Потому что с рыбаками часто случается такое, чего не случается ни с кем!

В брюхе кита

Расскажу я вам печальную историю, которая произошла со мной в море. Меня однажды проглотил кит! Никто не хотел верить, что я сумел выбраться живым из желудка кита. А я выбрался. Много лет я повторял этот рассказ, и всегда надо мной смеялись. В конце концов я и сам стал сомневаться: так ли всё это было? А ведь было-то всё это так!

Плыли мы по морю и увидели кита. Капитан приказал спустить шлюпку; я сел за руль; гребцы рванули, и мы понеслись навстречу чудовищу. Чудовище, завидя нас, тяжело вздохнуло, вверх с шипением взлетел фонтан воды. Мешкать было некогда; я скомандовал — и два гарпуна вонзились киту в бок. И тут тяжело вздохнуть пришлось уже нам! Кит так ударил хвостом, что мы, подобно фонтану, одни за другим взлетели вверх. Лечу я и вижу, что сейчас упаду прямо в разинутую китовую пасть! Я свернулся калачиком и, как пилюля, проскочил в китовую глотку. Это уже была победа: ведь я мог бы, растеряйся я хоть на миг, угодить на китовый зуб!

Кит проглотил меня и даже китовым усом не повёл! А я по пищеводу, как по скользкой горке, въехал к киту в желудок. Вы думаете, что там была абсолютная темнота? Сразу видно, что вы никогда не бывали в китовом желудке!

Я въехал в ярко освещённый китовый желудок. Тут и там светились красивые голубые огни; настоящая иллюминация! При этом свете я смог разглядеть, что руки и ноги мои целы и находятся при мне. Но радоваться, как оказалось, было ещё рано. И тепло тут было, и светло, но страшный смрад кружил голову. Кружил, кружил и закружил: я потерял сознание. Очнулся я через несколько недель в… больнице на берегу!

Скоро я поправился и повеселел. Но на всю жизнь я стал полосатым, как зебра: ведь кит начал уже меня переваривать! Кто знает, что стало бы со мной, не окажись я на берегу в больнице! Кто знает, во что бы я мог превратиться! В лучшем случае я бы по сей день болтался на волнах в виде куска амбры — продукта несварения китового желудка.

Самая большая волна

Давненько спорят с нами, моряками, сухопутные тараканы, какая волна самая большая. Один сидень высчитал на бумажке, что-де не может быть волны на море выше восьми метров! Ха-ха! Что такое для моря восемь метров! Какой-нибудь двухэтажный домишко. А не хотите ли вы, трусы береговые, волну с десятиэтажный дом?! Ага, задрожали! Она как гора со снеговой вершиной; она мчит со скоростью реактивного самолёта. Я знал одну волну, которая трижды обогнула нашу планету!

А волну в пятнадцатиэтажный дом не хотите? А длиной километров в двести? Ну, конечно, не хотите; знаете, что такая волна, если город накроет, ни одного щелкопёра не оставит! Да что там город — она огромные корабли на берег выбрасывает, как пустые раковины! Летишь, бывало, на корабле, как на самолёте! Вот оно, море-то! Это вам не песочные куличи!

Тут мой морской гость встал, допил свой стакан чаю и в полутьме, перебирая руками по стене, нащупал дверь. На прощанье он поддал ногой удава, плюнул на поющую улитку и вышел.

— Сухари, кроты, землерои! — услыхал я его сердитое бормотание. Да знаете ли вы, что такое море?

Рассказы водолаза

Прослышав, что я во время рассказов не суюсь со своими замечаниями, пришёл ко мне и местный водолаз, по имени Буль-Буль.

Водолаз остановился у порога и подозрительно спросил:

— Ты веришь, что акула может слопать амбарный замок, пол мешка картошки и брезентовые штаны?

— Верю! — покорно ответил я.

— Ну, тогда я зайду. Прогони своего удава, зажигай рыбу — я рассказывать буду.

Водолаз потёр ладонями лицо, положил на стол огромные кулачищи и свирепо спросил:

— Какая у тебя кровь?

— Красная, — пискнул я.

— А у меня — зелёная! — прогудел водолаз.

Зелёная кровь

Все мне говорят, что будто бы у людей, зверей, птиц и рыб кровь красная. А я не верю! Ну, про птиц и зверей спорить не стану это не моё водолазное дело! А уж за себя да за рыб постою! Потому что своими глазами видел.

Напала раз на меня рыба-молот. Есть такая рыба; у неё вместо головы молоток. Здоровенный!

Так вот, стукнула она меня этим молотком по спине — я и сунься иллюминатором в тину!

Копошусь в иле, как сазан, а рыба-молоток тяп меня за пальцы! Рассердился я и ткнул её ножом! И вижу: у меня из пальцев, а у рыбы из бока кровь струится. Какая кровь? Зе-лё-на-я!

И, заметь, это не что-нибудь там, а нормальный кровяной цвет. Вот как нормальный цвет травы и листьев — оранжевый. Ну, что ты жмёшься! Правду ведь говорю! Ну скажи-ка, что не оранжевый.

— Оранжевый, — заспешил я. — У листьев оранжевый, у крови зелёный.

— То-то! — прохрипел водолаз, откидываясь на спинку стула. Живот у него запрыгал. Он беззвучно смеялся.

Красный прилив

— Уж если что и бывает красного цвета, — продолжал водолаз, — так это морской прилив!

— Прилив зелёный! — возразил я.

— Красный! — пошевелил водолаз кулаками. — Красный! Запомнил?

— Запомнил?

— Какого цвета прилив?

— Красного!

— А листья?

— Оранжевые!

— А кровь?

— Зелёная!

— Так вот, когда накатывается на берег красный прилив, вся рыба дохнет. Волны накатываются, а рыба дохнет.

— Дохнет! — повторил я, как эхо.

— И крабы дохнут!

— И крабы! — подтвердил я.

— И моллюски!

— И моллюски!

— А люди на берегу плачут и кашляют!

— И чихают! — пролепетал я.

— Правильно, и чихают! — обрадовался водолаз и так громыхнул по столу кулаком, что стол присел и охнул.

— Веришь? — спросил он, свирепо глядя мне в глаза.

— Ещё бы! — чирикнул я.

Дельфиний баскетбол

— А видел ли ты, как дельфины в баскетбол играют?

— Видел! — сказал я.

— Врёшь! — прошипел он. — Не видел!

— Не видел, — согласился я.

— Тогда слушай. Играют дельфины в баскетбол не хуже людей. Передачи дают и принимают. Мяч в корзину забрасывают. Ловко забрасывают — рылом. Раз — и в корзину!

Водолаз пытливо вглядывался в мои глаза. Я молчал.

— И болельщики у них есть — тюлени. Дельфины в воде играют, а они на берегу ревут, в ласты хлопают, переживают.

Я молчал.

— А после игры на капитане дельфиньей команды можно верхом покататься!

Я молчал.

— Можно заставить его жемчужные раковины со дна доставать!

Я молчал.

— Ну вот! — облегчённо вздохнул водолаз. — А ты не верил!

На дне морском

— Раз я на дне морском целую неделю просидел: то-то насмотрелся!

— А чего ты там сидел?

— Да в раковину ногой попал — она мне ногу и прищемила. Здоровая раковина. В полтонны.

— А что же ты ел там?

— Известно что: огурцы морские, морскую капусту.

— А пил?

— С питьём в море просто. На дне родники везде. Вода холодная, пресная!

— Ну, и что ж ты видел?

— Ого-го! Чего я только не видел! Видел, как морские дьяволы танцуют. Здоровенные, чёрные, с рогами и крыльями. Разгонятся и — хлоп! — из воды метра на три. Потом брюхом по воде — только волны дыбом. Штука немалая: шириной с автобус, весом в тонну. Разъелись на морских харчах!

Медузу видел. Тоже ничего себе — высотой в десятиэтажный дом! Красивая, зелёным светом светится.

Траву живую видел. Целое поле. Колышется, как рожь на ветру. А пошевелишься — и нет её, вся в норы спрячется.

Видел, как осьминожиха яйца высиживала. Из щупальцев своих сплела корзину, наложила туда яиц и высиживает.

Видел, как мама-окуниха с окунятами по дну гуляла: ну прямо клуха с цыплятами! Только клуха цыплят под крылья прячет, а эта своих мальков — в рот. Чуть что, так детей своих за щёку — и ходу!

Электрическую рыбу видел — батарейки у неё на боку.

Каракатицу видел с реактивным двигателем — как стрела летит!

— А с паровым двигателем ты там ничего не заметил?

— Нет, с паровым не заметил.

Водолаз поднялся, поводил у моего носа пальцем и вышел.

Я ещё раз вздохнул облегчённо.

Мой друг — геолог Магма

Чуть свет раздался отчаянный стук в дверь.

«Уж не водолаз ли опять?» — струхнул я.

Оказалось, — геолог. Это он геологическим молотком стучал.

Был он, в отличие от других, низенький, щупленький, с ушами, как оттопыренные капустные листья, и с носом, похожим на грушу.

И, в отличие от других, он пришёл не рассказывать, а показывать. Этому я очень обрадовался: лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать!

Поющая гора

Мы шли по песчаной горе, а гора у нас под ногами пела! Будто мы ступали не по песку, а по клавишам огромного органа! Из-под ног вырывались звуки то тихие, то звонкие, то трубные, то певучие. Слышались скрипки, флейты, барабаны. Было жутко и сладко!

Геолог улыбался и покачивал ушами.

Потом он разогнался, присел на корточки и покатил с горы вниз. И сейчас же загрохотал гром и загремели сердитые барабаны! Геолог помахал мне снизу рукой. Я тоже разогнался и тоже с громом и барабанным боем скатился вниз.

Мой молчаливый проводник был очень доволен. Я тоже.

Гора играла и пела, а мы молча смотрели на неё.

Говорящие цветы

Как только мы спустились с горы в долину, мой провожатый сразу забыл про меня. Он бросился собирать цветы. Это была долина цветов.

Геолог торопливо срывал их, внимательно рассматривал, что-то записывал. Губы его беззвучно шевелились. Казалось, что он разговаривает с цветами. Будто он их о чём-то спрашивает, а они ему отвечают.

«Уж геолог ли он? — подумал я. — Может, он ботаник или поэт?»

— Что вы там шепчете? — спросил я громко.

— Я нашёл клад! — ответил геолог. В этой долине глубоко под землёй спрятаны несметные сокровища!

— Это кто же вам сказал? — удивился я.

— Они сказали! — крикнул геолог. — Цветы!

«Неплохо, — подумал я. — То цветы-поджигатели, то подземные, то говорящие».

— Наши цветы такие! — выкрикивал геолог. — Им известны все клады, спрятанные в земле. Нужно только понимать их язык — они всё расскажут!

Геолог любовался цветами, нюхал их, плёл из цветов венок и радостно улыбался. Один цветок он вставил мне в петлицу.

Я засушил этот цветок и берегу его до сих пор.

Когда мы стали рыть землю на том месте, где он рос, лопата со звоном ударилась о что-то твёрдое. Это «что-то» оказалось большим самородком золота!

Вот какие драгоценные цветы растут на Планете Чудес.

Итак, друзья вылечили меня и поставили на ноги: сперва ободрили, потом насмешили, немножко посердили и, наконец, выманили на прогулку.

Я снова здоров и весел.

Вечная уха

Здорово я похудел за время болезни. Тень моя стала толще меня самого.

Друзья рыбаки решили меня подкормить и принесли мне целое ведёрко живой рыбы. Рыбки были быстрые и пёстрые, жалко из них уху варить. Достал я большую банку, налил в неё чистой родниковой воды и выпустил туда рыб: пусть живут!

Но жить рыбки не стали. Они, как камни, опустились на дно банки и перестали шевелиться.

Делать нечего — надо уху варить!

Я развёл огонь, повесил над огнём котёл с водой, бросил в котёл рыб и закрыл котёл крышкой.

Скоро из котла пошёл парок.

Я открыл крышку, сунул в котёл ложку, чтобы помешать, и отшатнулся! Все мёртвые рыбы были живы и здоровёхоньки и весело плавали в кипятке. Рыбки играли, резвились, и, когда я бросил в котёл крупу, они начали крупу хватать и глотать!

Они съели всю крупу. Пропала моя уха!

Теперь у меня в комнате всегда горит огонь, над огнём висит котёл, а из котла струится пар. В этом котле у меня живут рыбы.

Я каждый день варю себе из них уху и никак не могу сварить: рыбы съедают всю заправку.

Рыбы с каждым днём толстеют и толстеют. А я всё худею и худею. Шея у меня стала такая тонкая, что через воротник ботинки видны.

Гвоздеядная птица

Птицы зерноядные клюют зёрна, насекомоядные — насекомых, рыбоядные едят рыбу. А мне принесли птицу гвоздеядную.

— Неужели гвозди ест?

— Если бы только одни гвозди! — ответили.

Птицу принесли в подарок.

— Угощайся, — говорят, — специально для тебя откормили!

Я птицу ощипал, опалил и выпотрошил. Выпотрошил и вижу: в желудке то полно гвоздей!

Медные, и стальные, и железные! Да если бы только одни гвозди! А то и песок, пакля, рваные тряпки, куски железа, медные деньги, дверные петли, железные ключи, свинцовые шарики, пуговицы, бубенчики, камни, окурки, щепки, стекло, нитки, резинка, кнопки и карандаши!

Но самое удивительное то, что от такой малопитательной пищи птица оказалась отлично упитанной и даже жирной! Когда я положил её на весы, она вытянула девяносто килограммов — столько же, сколько весят три барана!

Даже рыбоядные птицы никогда не достигают такого веса. А ведь рыбий жир так полезен!

Пир на весь мир

Сегодня мои друзья собрали урожаи и в честь этого устроили пир. На пир приглашён и я. Меня предупредили, что будет подано не менее ста блюд и что каждое нужно попробовать. Не мог же я отказаться от приглашения и обидеть хозяев.

За столом мне предложили самое удобное место. Я потёр ладонь о ладонь, я глубоко вдохнул аромат, я вооружился ножом и вилкой, я открыл рот и… замер!

На стол подъёмным краном поставили сковороду, на которой шипело пятьдесят тысяч порций жареной рыбы!

Это была огромная сковорода; на ней свободно могли бы танцевать не менее десяти пар!

Пятьдесят тысяч гостей взяли по кусочку рыбы, и сковорода опустела. После рыбы стали подносить местные деликатесы. Подали сушёных лягушек, жареных змей и икру каракатицы. Подали морских червей и салат из бамбука.

Я терпеливо ждал.

Новая смена: птичьи гнёзда, жареные муравьи и саранча. К чаю — молодые личинки пчёл и пчелиное молочко.

Украдкой я поглядывал то вправо, то влево: все весело разговаривали, смеялись, с аппетитом жевали и… просили добавки!

Подали медвежью кровь. Подали суп из настурции, лепёшки из саранчи, сухарики из гусениц и пирог, начинённый личинками майского жука. Я закрыл глаза…

Подавали ещё что-то, но я уже положил на стол нож и вилку, бросил салфетку и, покачиваясь, побрёл домой. Я был сыт по горло!

Дома я с наслаждением стал жевать сухую корочку хлеба. А пир продолжался.

Памятник букашке

В этой стране много разных памятников и монументов. Так уж тут заведено: сделал доброе дело, — будет тебе и памятник.

Мне пришлось быть участником церемонии открытия памятника… букашке! И букашка-то на вид простая, не то муха, не то тля, а вот поди ж ты! Букашка эта бешеную изгородь одолела!

Давно дело было.

Посадили люди вокруг своих полей живую изгородь, чтобы дикие звери не могли портить их поля.

Сперва всё хорошо шло: колючая изгородь разрасталась и не пускала на поля прожорливых кабанов, буйволов и обезьян.

Но вдруг изгородь взбесилась!

Она стала набрасываться на поля, на посевы и всю землю перегородила вдоль и поперёк: ни пройти, ни проехать!

Кто знает, отчего это случилось? Может, её бешеный волк покусал. Помните, у Мюнхаузена? Бешеный волк покусал шубу, и шуба взбесилась. Она стала набрасываться на людей, и её пришлось пристрелить. Я никогда не верил этому рассказу, но вот, пожалуйста, — бешеная изгородь.

Что только люди не делали, чтобы справиться с ней!

Изгородь жгли, ломали, корчевали, вырубали, а ей хоть бы что! Она продолжала занимать землю и перегораживать её так и этак, как ей вздумается. Она отгородила людей от всего мира!

И вот, когда казалось, что с изгородью справиться нельзя, — появилась храбрая букашка. Она созвала своих подруг, и букашки за одно лето сожрали на планете все бешеные изгороди.

Жители облегчённо вздохнули: кому приятно всю жизнь проторчать за забором и ничего не видеть дальше собственного носа?

И вот букашке ставят монумент. На камне высечены слова: «С глубокой признательностью букашкам за то, что они прогнали с наших полей бешеную изгородь».

Вот вам и букашки!

За это и памятника не жалко.

Рыбка золотая

Помните сказку про золотую рыбку? Попалась рыбка к старику в невод и вдруг промолвила голосом человечьим:

«Отпусти ты, старче, меня в море! Дорогой за себя дам откуп».

Старик отпустил рыбку, и она подарила ему новое корыто и построила новую избушку.

А тут и взаправду поймали рыбку — царевну морскую.

Никто уже точно не помнит, кто поймал эту рыбку и обещала ли она служить людям. Только, сколько люди помнят, рыбка эта им служит. Правда, корыт рыбка не делает и домов новых не строит, но зато построенные дома от грозной беды сберегает.

В этой стране, где даже гора с горой сходится, людям не очень-то спокойно живётся. То и дело под землёй что-то гудит, ворочается, и от страха трясутся дома, деревья, дороги, столбы, заборы и рельсы. Всё дрожит — куда ни взгляни. А то и рушится!

Потому-то жители сооружают дома из бумаги: всё-таки приятнее, когда на голову свалится бумажный потолок, а не бревенчатый. Или строят дома на пружинках. Земля трясётся, а дома подскакивают, как кузнечики, но не разрушаются.

Землетрясение не остановишь, и справиться с ним нельзя. И никто не знает, когда оно начнётся. А белая рыбка знает. Белая рыбка всё знает. Она живёт в большом хрустальном дворце и бережёт покой людей.

Если тихо вокруг, — и рыбка спокойна: плавает себе из угла в угол. А если быть беде, если скоро затрясётся земля, — рыбка начинает метаться и всех предупреждает: спасайтесь, спасайтесь, спасайтесь!

Так служит людям белая рыбка. Простая белая рыбка, но все зовут её золотой!

Похлопай кита

Сегодня сыпал чёрный и красный снег. Скоро зима, пора домой.

На проводы собрались все мои друзья. Моряк Стеньга, геолог Магма, водолаз Буль-Буль и охотник Пиф-Паф.

Мы молчали. Мы смотрели друг на друга и думали о том, встретимся ли мы когда-нибудь снова? Мы думали о том, как велик мир и как много в нём ещё неразгаданных тайн.

Молчание нарушил водолаз Буль-Буль.

— Слышал я, — сказал он, — есть у вас такая поговорка: «Кто хоть раз видел море, — обязательно к морю вернётся». Есть и у нас примета: «Кто хоть раз заглянул в Страну Чудес, — вернётся в неё непременно».

А геолог Магма добавил:

— А ещё у нас так говорят: «Хочешь поверить в чудо — похлопай по спине кита».

— Пошли! — закричали все. — Пошли, похлопаем кита!

— Пошли! — сказал я. — Кита так кита!

И напоследок Страна Чудес не ударила лицом в грязь. Попробуй-ка где-нибудь в другом месте похлопать кита по спине! А тут — пожалуйста.

Мы пробили пешнёй в море лёд и стали ждать. Скоро вода в проруби забурлила — в прорубь высунулся кит. Мы по очереди похлопали его по жирной, блестящей и мокрой спине. И все сразу поверили в чудо.

Кит страшно на нас посмотрел и с шипением выбросил вверх фонтан воды и пара.

Потом он тяжело вздохнул и ушёл под воду. Зелёная вода долго ещё билась о звонкие закраины льда.

Да, тот, кто похлопал кита, никогда этого не забудет. Он поверит в Страну Чудес, он вернётся туда, где возможно всё невозможное, где всё обыкновенное необыкновенно, где сказка — это быль, а быль — как сказка.

Но, может быть, кто-нибудь не верит, что есть такая страна? Тогда вот мой совет: сейчас же похлопайте кита по мокрой спине.

Это же так просто!

Снова дома

Я снова дома.

А давно ли я ходил по удивительной земле, топтал удивительные цветы, поднимался на удивительные горы и пересекал удивительные леса! Я дышал воздухом удивительной планеты и пил её воду. Она была для меня не далёкой мечтой; я чувствовал её почву у себя под ногами. Но стоило мне оттуда уйти, и всё сразу затянула голубая дымка, всё отошло далеко-далеко, всё снова обратилось в мечту. Да уж и был ли я когда-нибудь там? Может, мне всё это только показалось?

Но, что бы там ни было, — обещание своё я выполнил. Я рассказал про свои удивительные приключения. Я ничего не придумал, я рассказал всё так, как было.

Один комментарий

  1. basseinomskru

    Планируя проплыть реку Или вниз по течению, Сладков в первый же день путешествия лишился байдарки . Тогда он проплыл часть реки до Балхаша вплавь на спине, поместив под голову надувную подушку и сложив имущество и припасы на резиновый плотик, привязанный к ноге

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *